Чё-то мне каждый раз, когда показывают в трубе или по телеку картинку про то как мальчики в коротких штанишках, а то ещё и в шлёпанцах, бросаются на словно закованных в латы рыцарей «космонавтов», каждый раз вспоминается анекдот про Василия Ивановича и каратистов, существующего с разными зачинами, но одним характерным концом: «Вытирает Чапай лезвие и говорит: «Кто же с голой пяткой на шашку кидается?»
Меня вообще в глубокое недоумение вводит этот шаблон типа протестов: мол, толпа кричащих безоружных людей типа может что-то сделать вооружённым, заведомо сильным людям. Их наверное для красоты нанимали, ага. Наверное они просто так с оружием, в брониках и с прочими причандалами.
Ну так, если подумать: зачем нужны эти «отряды вооружённых людей»? Наверное для совершения организованного насилия.
Тут по ходу внезапно задумываешься, что мы принимаем как данность мысль о применении силы и соответственно аппарате этого самого насилия, однако никогда не задумываемся о его природе и механизмах, как это действует? Ну в самом деле: вот приезжает в деревню какую-нибудь машина с парой десятков людей в специфического вида одежде и с характерными причандалами в руках — и всё меняется, говорят, что теперь новая власть или наоборот, что порядок восстановлен, или что такой-то населённый пункт захвачен врагом, или наоборот, что такой-то населённый пункт освобождён от врага. При этом может быть вообще ни сделано ни одного выстрела или вообще какого-либо телодвижения. Что меняется от того, что здесь стали находиться эти люди? Какая магия действует?
Но может быть и иначе: дым, грохот, пальба, кругом трупы валяются.
Но причём тут сила? Ведь сила — понятие изначально механическое, возникшее из ощущения мускульного напряжения при воздействии на предметы окружающего мира, пропорционального мере сопротивления этих предметов усилию. Каким образом она может влиять на отношения людей? Ну в самом деле, если применить оное усилие к человеку, оно ведь никак не совершит желаемое действие — скажем если вы станете тянуть или дёргать другого человека, или как-то ещё на него механически воздействовать — от этого не напилятся дрова или скажем не обточится деталь на станке, не сожнётся хлеб или не поедет машина. Скорее наоборот — этот человек не сможет производить все эти действия, если ему мешать. Но чтобы они были совершены — нужно, чтобы исключительно он сам стал их производить. Вы можете, конечно, попробовать водить его рукой и таким образом хотя бы ваши личную силу применить к тем предметам. Но это же совершенно бесмысленно — ничего толкового из этого не выйдет, проще тогда самому сделать. Как же так? Ведь все говорят о применении силы, а получается, что на самом деле она вовсе и не прикладываается, во всяком случае такое прямое применение невозможно.
Но можно рассмотреть и другую ситуацию: применяя некое физическое усилие, можно кому-то НЕ ДАТЬ что-то сделать. От банально не дать пройти до прерывания какого-то процесса. Он на пианине играет, а его за руки хватают и играть не дают. Это уже как-то вроде бы ближе к пониманию силы в физическом смысле — есть воздействие, есть результат. Хотя… А есть ли результат в положительном смысле? Воздействие силы результатом имеет совершение какой-то работы — в самом буквальном, механическом смысле. То есть некоего преобразования окружающей среды — от перемещения некой массы почвы лопатой до создания звуковых колебаний посредством струны в той пианине. А здесь оно наоборот НЕ совершается. При этом сил, здоровья и калорий может быть потрачено изрядно — попробуйте, не дайте Шварценеггеру играть на пианине, даже если он на ней «играет» так, что мёртвые восстают и просят заткнуться. Для этого как минимум нужно быть в состоянии что-нибудь тяжелее эни кеев прессать.
Что-то не так с этой силой, не находите? Силу применяем — а ни хрена не получаем. Но при этом все вокруг говорят о применении силы, и не просто о применении, а как о действенном средстве достижения целей, чуть ли не двигателе прогресса. Парадокс?
Открывая первую попавшуюся новость, легко можем прочитать нечто вроде «такой-то, угрожая силой…», «угрожая насилием, совершил…», «выступил с традиционными угрозами, что в случае продолжения последует незамедлительное принятие силовых мер». Опа. Появляется интересное словечко — угроза. То есть кто-то даёт понять кому-то, что тот окажется в опасной для себя ситуации — ему сделают бо-бо или даже убьют. Или этот кто-то сам понял по ситуации, что ему будет бо-бо. «Обстановка становилась угрожающей». «А-а!» — восклицаем мы. «Наконец-то дошло!» То есть «применение силы» — это такая фигура речи. Коя не идёт о том, что та сила буквально совершит некую работу, отнюдь. А речь об опосредованном воздействии: чтобы кто-то сделал что-то, нужно либо сделать бо-бо, либо указать на таковую возможность. Причём даже если это бо-бо реально причиняется, то это по сути тоже угроза, но уже в фазе непосредственной реализации. Ну в самом деле, если кому-то делают больно или тем более убивают, то есть прекращают его жизнь — то он тем более не может делать того, что от него хотят — согласитесь, сложно, допустим, решать домашнее задание в момент обхаживания ягодиц пряжкой ремня — это даже чисто физически затруднительно, в такой позе писать неудобно, не говоря уже о думать хоть о чём-нибудь, кроме того, чтобы это прекратилось. Но зато получается наглядный урок того, что будет, если не делать так, как этого требует угрожающий с тем, чтобы в дальнейшем это таки было исполнено, а иначе последует итерация. И собственно сила здесь нужна для возможности продемонстрировать и осуществить угрозу, то есть сделать бо-бо, а так же тех действий, которые технически необходимы для подготовки этой угрозы.
То есть в основе насилия лежит не сила как таковая, а угроза. То есть — наконец прозвучит это слово — страх. Основа насилия — страх.
А вот тут мы приходим к любопытному выводу: хотя собственно непосредственно насилие реализуются физическими действиями, но оно ими не является, действующий фактор находится в голове. То есть насилие — свойство разума. А точнее — взаимодействия разумов. Один из которых пытается нечто диктовать, а другой оценивает варианты возможных последствий и возможных ответных действий и делает исходя из этого выбор. Забавно, но это одно из проявлений его прогностических возможностей, о которых, например, много пишет Анлазз. Мы можем запланировать сделать какое-нибудь каменнное рубило, молоток или что-то ещё, можем оценить заранее эффект, который они нам дадут, и на основе этого спрогнозировать — то есть по сути предсказать — вероятное будущее. Можем спроектировать какой-нибудь храм искусства — а можем запланировать порку или что похлеще. Причём думают тут и те, кто планирует, и те, кто может стать объектом этого «планирования». Таким образом, насилие — это общественное отношение.
Читатель, у которого хватило терпения дочитать до сих пор, наверное воскликнет: «К чему этот поток банальностей? Разве это не очевидно?» Да пожалуй, да, это совершеннейшие банальности. Но часто ли мы задумываемся о банальностях? Обращали ли вы внимание на то, что часто какие-то вещи, которые нам представляются очевидными, но которые для своего объяснения и изложения требуют неких последовательных логических ходов, мы обычно употребляем не задумываясь о всех этих промежуточных ходах. Допустим, показал кто-то в кино пистолет — нам всё ясно, у нас нет вопросов. Мы не думаем о том, что персонаж, увидев пистолет, подумал о том, что это представляет опасность для его жизни и здоровья и просчитав возможные исходы этой ситуации, принял решение поступить так-то. Само собой это не только пистолетов касается. Но попробовав подумать об этом, мы вдруг с изумлением обнаружим, что нам иной раз просто думать об этом больно — в голове повисает какая-то пустота, мы подразумеваем нечто, но при попытке хотя бы связно назвать его элементы, мы как та сороконожка, начавшая думать о том в каком порядке переставляет ноги, просто зависаем и падаем. Вскипает разум возмущённый и уставший мгновенно мозг отбрасывает попытки, ему тут же становится лень — а, чё тут думать, ведь всё ясно же! Вот на входе, вот на выходе — чего ещё надо, чего об этом думать? Так бывает, когда единожды поняв какой-то принцип, математическое правило скажем, мы применяем его не задумываясь. Но проходит какое-то время, мы в совершенной уверенности, что нам всё понятно, обнаруживаем однажды вдруг, что начисто забыли даже принцип доказательства, как это правило внутри себя и почему работает.
Некогда в юношестве мне приснился сон, как назвал его друг — архетипический. Был я в нём кем-то вроде принца, который подобно Гарун Аль-Рашиду переодетым бродил по городу. Меня там не титул особо волновал, а переживания обстоятельств этого брожения. Попал по ходу на некое застолье в каком-то доме, то ли свадьба, то ли день рождения, то ли что-то ещё. И вот вокруг оживлённо суетятся люди, кто-то тостует, кто-то «решает» какие-то «вопросы», судя по всему большей частью глупые и пустые, выясняют какие-то отношения, кто-то кучкуется и шепчется недобро в углу, вроде бы даже начинается какая-то свара. Кажется, меня даже на что-то подписывают, вроде бы я кому-то вдруг там чего-то стал должен. Не денег, а в плане некоего морального долженствования в чём-то участвовать. А я очень остро в этот момент осознаю, что меня-то это не касается, я как Штирлиц, хотя и нахожусь здесь — я не тот, за кого принимают мой внешний вид, я во всё это не вовлечён, я от этого абсолютно свободен, я в любой момент могу встать и уйти, меня не задевает эта суета, эти мелочные страсти, эти мелочные страхи, подобно Алисе я могу воскликнуть «вы же просто колода карт!»
— И какая мораль из этого всего следует? — спросит читатель. — Поди автор желает намекнуть на то, что раз насилие и страх — как и разруха — в головах, то и преодолеть его можно неким умственным усилием, нет насилия, есть иллюзия погружённого в штампы мышления разума, который не даёт себе на секунду остановиться и задуматься о том, кто же тут реальный хозяин и господин и на чём зиждется власть хозяев самоназванных, иллюзорных, а значит нужно сорвать покровы, порвать как Тузик грелку закостенелые штампы — и власть насилия развеется, аки развеялась иллюзия о новом платье короля — король голый!
Да король-то голый. Вот только стража у короля одетая и алебарды у неё настоящие.
Ежели продолжить рассуждать в том же штиле и вернутся к вышеозначенным «космонавтам» — каковое название, походя данное каким-то остроумцем, вообще говоря оскорбляет уже самим таким сравнением занятие космонавтов настоящих — то обратная сторона насилия в том, что оно ведь применимо и к самой насилующей стороне, её точно так же можно поставить под угрозу, перед выбором — стоит ли продолжать? Однако пресловутая физика в лице механики говорит нам о том, что силе может противостоять только сила противодействия не меньшая, нежели сила действия — не ме-не-е, только чтобы выйти в ноль. Не менее способная сделать бо-бо, чем сторона насилующая.
За бесконечные десятки веков насилие обкаталось в своего рода естественном отборе в определённые организационные и технические формы, высшим выражением которых является война и армейские институты, способные осуществлять самые мощные акты насилия. При этом выработался определённый опыт, говорящий о том, что насилие может осуществляться только весьма определённым образом.
Все наверное читали книги про войну, особенно «окопную прозу», смотрели фильмы, все помнят эпизоды вроде того что надо подниматься в атаку — а головы не поднять, где-то из дзота строчит пулемётчик, сыплет снарядами артиллерия и физически невозможно преодолеть пресловутое поле боя — людей просто косит как траву. Меня во время оно, ещё наверное в детстве, поразило вычитанное в какой-то статье, в каком-то наверное военном журнале, где обсуждались какие-то специфические вопросы, что там речь шла не про какое-то небывалое мастерство и снайперскую меткость того пулемётчика, ни искусство и храбрость никого из бойцов, ни даже преданность делу партии и горячайшую любовь к родине — короче все те качества, которые многократно описываются и пережёвываются в военно-патриотической литературе, а там говорилось про тупые скучные цифры вроде плотности огня — количества пуль на кубический метр и т.п. То есть если вы хотите, чтобы люди по ту сторону не смогли переместиться по эту сторону, вам надо обеспечить в каждый данный момент времени в кажом данном объёме энное количество кусочков металла, двигающихся с определённой скоростью и сообщающих любому встретившемуся предмету энную энергию. Которая — удивительное дело — бывшего ещё мгновение назад человеком превращает в кусок кровоточащего мяса. Это не искусство, это не чувства, это статистика и технология, ровно как разделка туш на мясокомбинате или расточка детали на токарном станке. Сможете её обеспечить — никакое героическое превозмогание не сможет побороть законов физики. Но в то же время в хороших книгах и хороших фильмах атакующие никогда не бегут стадом баранов, плотной толпой, а в рассыпную, не создавая компактных плотных целей для пулемётчиков и стрелков противника, которые позволили бы как раз резко повысить количество металла в резко уменьшившемся объёме. Это закономерности и правила, написанные кровью десятков миллионов людей.
А теперь вспомним кадры любого практически протестного движения и его столкновений с полицаями. Вас не шокировало какое-то просто режущее глаз противоречие с тем, что вы читали, слышали и видели про войну? Про то как осуществляется отточенное веками организованное насилие и противостояние ему тогда, когда желают результатов, а не пободаться ради бодания и красивых кадров в новостях? Вам не приходило в голову, что одного выпущенного в толпу автоматного рожка, одной боевой гранаты хватит чтобы вообще без всякого особого прицела наделать немало трупов и кучу инвалидов? А залп положит её к ебене мать если не всю, то так густо, что морги ни в каком городе не справятся. Ёпта, не бросаются с голыми пятками на шашку, особенно когда она в руках человека, который умеет ей пользоваться.
А с другой стороны — вам не приходило в голову, что вот эта стена «лыцарей» со щитами — просто прекрасная мишень для пулемёта, даже целая торба ростовых мишеней? И броники особо не помогут — поубивать может всех и не поубивает, а вот способных стоять после этого на ногах и «исполнять служебные обязанности» сильно поубавится. Кстати, никогда не приходили в голову фантазии в духе «кто кого заборет — кит слона или слон кита», ну там типа если вдруг против омоновской роты окажется не толпа голоногих молодых людей, а вдруг ну хотя бы стрелковый взвод с полной выкладкой? Даже без бэтэров и бээмпэ.
Что бы это значило? Да опять, совершенно же банальное — полицейские силы заточены на разгоны толп обывателей, городского, никак толком не организованного и безоружного населения, которое может вопить, кричать, кидаться консервными банками и может быть максимум петардами да «коктейлями Молотова» — сами при этом скорее всего пообжигаются, но которых достаточно отмудохать дубинами и максимум водомётами. То есть, хотели бы полицаи поубивать — уже бы поубивали, кого угодно и сколько угодно. И если они этого не делают — отмашки нет. А теперь ещё раз подумайте, если вдруг пойдёт жара, или кому-то там наверху покажется, что уже жара, что будет со всеми этими волосатыми ногами в таких модных шортах? Любоваться ими патологоанатомы будут. Только ошмётки модных рюкзачков и осколки айфонов по мостовым полетят.
К чему весь этот поток сознания? Решайте сами, думайте сами.
«Вашему вниманию предлагается всё вышеизложенное, господа!» © ГО