Пришло в голову, что многочисленные штудии на тему «успехи и провалы советской (и иже с ним стран соцлагеря) экономики», срастающиеся с поиском причин падения СССР и в то же время ищущие рецепт «правильного» социализма, вот это вот всё, смахивают на поиски философского камня. А так же вспоминается крыловская басня «Квартет».
Нет, это я не к тому что изучать не надо или что «всё было зря». Но, наверное многим приходило в голову, что бесконечное толчение воды в ступе в попытке сложить из букв «Ж», «О», «П» и «А» слово «ВЕЧНОСТЬ» давно уже напоминает мазохизм, вроде того, которым упивается бессонными ночами отвергнутый влюблённый в бесконечном мысленном диалоге с предметом страсти, изыскивая всё новые аргументы, должные ей доказать, почему она не права и что всё должно быть не так.
Правильно делали ли там-то тогда-то такую реформу, неправильно, хорош был такой-то опыт или не очень, что бы вы не хотели сделать и взять за образец, какую чудодейственную методику не выбрали — кто-то спит и видит выкопать Косыгина, расстрелять и опять закопать, кому-то хочется всё то же самое проделать с Хрущёвым или кем-нибудь ещё, кто-то мечтает о новом нэпе, кто-то грезит о Сталине, кто-то о Мао, кто-то о Ден Сяопине, кто-то о Тито, а кто-то о Троцком — за этими фантазиями не замечается главного: рецепта никакого нет и быть не может, потому что всё это были какие-то конкретные действия в конкретный момент времени в конкретном месте, годные или не очень — но только для этого времени и места.
Нам зачастую видится в действиях исторических деятелей какой-то хитрый стратегический замысел и глядение с горы его задумывавшими, но даже если это был какой-то дальний план — он всё равно исходил из видения обстановки тогда, а по большей части на самом деле это были ситуативные действия, которые должны были решать проблемы здесь и сейчас — так, как они виделись там и тогда. А поэтому надежды откопать в пыли библиотек среди житий, статистических сводок и учебников экономии философский камень, чудесную универсальную рецептуру, наконец трансмутирующую окружающую грязь в сияющее золото светлого будущего, беспочвенны и бесмысленны.
Главное что в этих попытках, как и писал не раз — игнорирование системных связей, даже если оные формально как-то декларируются, то рассматриваемые социальные организмы всё равно подспудно мыслятся как некие изолированные сосуды, сообщающиеся с остальными может быть через узкое горлышко, через шланги и муфты, запоры, штуцера, каковое сообщение полагается пренебрежимо незначительным, а в остальном это сплошные твёрдые стенки, внутри которых бурлит само в себе некое варево, поддающиеся разве что самым грубым механическим воздействиям вроде войны. Иногда, правда, допускается некое тонкое «радиационное» воздействие в виде вражеской пропаганды, которая радиоголосами, джинсами и прочими атрибутами сладкой жизни размывает нравственную крепость строителей коммунизма.
Однако если фраза о «коммунизме в отдельно взятой квартире» ещё воспринимается как шутка (хотя, кстати, и не всеми, некоторые на полном серьёзе начинают доказывать, что внутри неё вполне себе коммунизм), то опыт уже настоящих коммун, кооперативов, сект и т.п. уже даже не вспоминается и не воспринимается как нечто годное для примера и сопоставимое. Хотя у всех у них была одна общая проблема: они не выдерживали взаимодействия с «внешней» средой, которое всегда происходит по её правилам, и это взаимодействие не может быть выстроено без некоего соответствия и структурирования среды «внутренней».
Можно к локомотиву прицепить двигатель от самолёта, но он будет ехать так и туда, как это определяется железной дорогой — может быть с иной скоростью и динамикой, нежели обычные поезда, но не лететь как самолёт, а останется всё тем же локомотивом, который едет туда, куда едут обычные поезда.
Более того, даже когда коллективы намеренно пытаются максимально обособиться, отношения внутри них будут определяться этим обособлением, поскольку оно само по себе уже есть отношение к внешнему миру, и будучи поставлено как необходимое условие решения задач этого коллектива, оно будет определять средства её достижения, а тем и формировать взаимоотношения внутри этого коллектива, помимо собственных целей, этим коллективом декларируемых. При том неизбежно, чем сильнее задачи этого коллектива требуют внешнего обособления, тем более оно будет становится самодостаточным и определяющим его образ жизни.
Даже в том случае, когда такое обособление будет достигнуто физически и контакты с иными коллективами и обществами сведены к нулю, необходимы будут действия по сохранению этого состояния, и тем оно всё равно будет определять образ жизни. Жизнь всяких скитников, раскольников и прочих пещерников-столпников, народов, уходящих всё дальше в глубину, а затем и на самые отдалённые края континентов под давлением более сильных и многочисленных соседей неизбежно будет определяться этой компонентой — что бы они сами о том ни думали. А человечество исторически непоседливо, на месте не сидит, и даже к отдалённым островам, самым дальним оазисам и в самые снежные широты рано или поздно приходят лодки, корабли, караваны и желанное уединение становится всё более затруднительным — другого глобуса нет.
А если это достаточно большие коллективы и группы коллективов, то они уж тем более не живут в стеклянной банке, границы весьма условны и прозрачны, а взаимодействия принимают иное качество и многообразие, но при том и обособление тоже принимает качественно иные формы и требует совершенно иных усилий.
Так что надежды создать в неком условном «внутри» нечто радикально отличное от «снаружи», которое бы жило самодостаточно, единственно некими собственными целями, задачами и идеалами, невозможно в принципе.
Я уж и не говорю про «мелочи», вроде того что всем одно солнце светит, все одним воздухом дышат, одну воду пьют и одними болячками болеют, а уж всякие там рыбьи косяки, семена трав и дерев и прочая неразумная живность понятия не имеет ни о каких границах, но зато живущие в рамках оных как бы разумные весьма зависят от того как живые и неживые активы природы перемещаются внутри биосферы.
Так что можно играться в «нэп», можно играться в «развитой социализм», можно играться в «железных наркомов», рассаживать квартет в любом порядке и сочетании, вооружать его инструментами от самых лучших страдивариусов и нотами самых крутых моцартов и бахов — если не изменяется качественно вся система, то только часть системы обречена на то чтобы быть отрихтованной под всю систему. Причём, что самое смешное, «изнутри» она будет рихтоваться кабы не сильнее, чем «снаружи». А любые попытки построить отдельную крепость с хрустальными башнями будут не более чем симптоматическим лечением, не затрагивающим сами причины. Конечно, при достаточной величине эта часть и сама обратными связями будет влиять на всю систему, однако благодушные надежды на возможность неограниченно долгого, стабильного и успешного сидения в такой осаждённой крепости неизбежно закончатся поражением.