Этой публикацией мне бы хотелось открыть серию фильмов Динары Асановой — замечательного режиссёра, уникального не только для советского, но и мирового кинематографа. К сожалению, за пределами СССР о ней мало знают, однако она была несомненно мастером мирового уровня, значение произведений которой осознают, наверное, только в грядущие эпохи. Когда уйдут ложные ценности, а шелуха, по недоразумению в нынешние «креативные» времена называемая «искусством» и «творчеством», осыпется и забудется как прошлогодний снег. Когда потомки, изучая уроки прошлого, будут с величайшим вниманием искать в нём ростки того подлинного человеческого, которое несмотря на все трудности скудной, часто несправедливой, нелепой и лживой жизни, прорываясь через непонимание, неверие и цинизм, открывали, осознавали, искали, взращивали и выражали многие и многие поколения художников, мыслителей, учёных и поэтов. Тем самым открывая человечеству путь к восхождению на высоты чувств, знания, любви, превращая бесконечную слепую эволюционную игру космических сил, приведшую к появлению жизни, в осмысленное движение.
Динара Асанова (1942 — 1985) прожила недолгую жизнь — она ушла в сорок два года, успев снять не так много фильмов, всего восемь лент, включая дипломную короткометражку, плюс несколько работ для телевидения. Родилась в г. Фрунзе.
Начинала как актриса, снявшись в фильмах студии «Киргизфильм» «Девушка из Тянь-Шаня», «У каждого своя дорога», затем работала в группе Ларисы Шепитько на фильме «Зной».
В 1968 году окончила режиссёрский факультет ВГИКа, защитив в 1970 году (по другим данным — в 1969) диплом короткометражным фильмом «Рудольфио», уже тогда обратив на себя внимание коллег по цеху как на незаурядного и многообещающего режиссёра. Однако после этого она несколько лет не могла приступить к своей первой большой работе — то ли не пришлась ко двору киношного начальства, то ли были какие-то другие причины — фильму «Не болит голова у дятла» (1974), принёсшему ей первую известность у широкой публики.
Запомнилась она прежде всего своими «подростковыми» фильмами — «Не болит голова у дятла» (1974), «Ключ без права передачи» (1976), «Никудышная» (1980), «Пацаны» (1983), посвящённых проблемам становления личности в юности.
Их можно было бы обозначить и как «психологическое кино», и как «социальные драмы». Центр внимания этих картин — человек в переходном возрасте, подросток, ещё не растерявший своего непосредственного детского мировосприятия, но уже столкнувшийся с реалиями взрослого мира, подросток как правило «трудный», не вписывающийся «в рамочки», но ещё и не осознавший и не обретший себя.
Динара Асанова считала, что детство, юность — это не прелюдия к жизни, не какой-то начальный подготовительный этап перед основной, главной дорогой, а это уже и есть жизнь. Маленький человек будет жить не когда-то, а он уже живёт. Мысль на самом деле нетривиальная — ведь наше общество ориентировано на восприятие жизни и детства как подобия какого-то инкубатора и птицефермы, в котором цыплёнок — этакий полуфабрикат для бройлера, а начальный период жизни — это или нечто незначительное, второстепенное, что нужно скорее пробежать, либо повод для сюсюканья и умилений «цветами жизни», у которых не может быть серьёзных проблем, да и сама жизнь в таком возрасте — нечто плюшевое, игрушечное и несерьёзное.
В дневнике она писала: «Детство, молодость — не островок, не отрывок от жизни, не преджизнь, а уже жизнь. Так небрежно и свысока говорится иногда: «Подготовка к вступлению в большую жизнь». Ошибочно. Жизнь не делиться на большую и среднюю, маленькую. Есть одна — большая».
И она жила эту жизнь, не просто «снимала кино», а проживала с ребятами — участниками картин — весь процесс съёмок. Она стала «крестной матерью» в кино таким довольно известным актрисам, как Елена Цыплакова, Ольга Машная, Марина Левтова. Судя по рассказам, во время работы над картинами царила совершенно особенная атмосфера отношений между людьми, между самими ребятами, между ними и Асановой. Видимо это был какой-то сплав радости творчества, ощущения братства, общего делания, теплоты, сущностной значимости происходящего. Работа была интересной и захватывающей для всех участвующих. «Я поняла, чем так привлекает меня работа над фильмами о подростках. Они постоянно находятся в поиске, поиске ответов на многочисленные вопросы, поиске самого себя. И вот этот путь становления личности я прохожу вместе с ними» — ещё одна запись в дневнике.
Но в то же время в этом была трагедия — в нашем мире ничего не проходит даром, даже добро, Стрела Аримана* всегда находит цель и разит на взлёте. Такое единение вырывало людей из обыденности будней, создавало свой кружок, не ограниченный условностями и несуразностями мира вне его, давало надежду на что-то большее, ждущее за горизонтом, на ещё более высокий подъём и напряжение душевных сил. Наверное, даже было своеобразным наркотиком. Говорят, что хотя бы единожды попавшему на съёмочную площадку тяжело потом отрешиться от этой жизни. Но съёмки рано или поздно заканчивались и наступала обычная жизнь, в которой каждый был опять предоставлен сам себе, должен был идти своим путём — вместе ли, независимо ли от Асановой. А она не могла объять их собой всех и навсегда, пригреть под крылом и усыновить. Некоторые этого не переживали, судьбы ребят-актёров, снимавшихся в её картинах, складывались по-разному — кто-то повесился, кто-то пристрастился к наркотикам и погиб при не очень ясных обстоятельствах, кто-то пошёл по кривой дорожке и попал в тюрьму, задавил в себе те зачатки истинной человечности, начавшие раскрываться на съёмках, которые могли бы вырасти в действительно большую, настоящую жизнь.
Горько смотреть на экран и сознавать, что кого-то из этих таких обаятельных, непосредственных, а то и ершистых и хулиганистых пацанов давно нет на свете, что за теплотой экрана они растворились в безответном и бесстрастном «ничто» и «никогда».
Да и жизненный путь самой Динары не был усыпан розами. Несмотря на несколько документальных фильмов, снятых о ней, так и остаётся не очень понятным — что же мешало ей более всего и было причиной столь ранней смерти. То там, то сям рассыпаны намёки на сложности с цензурой, на какие-то палки в колёса — но сделать задним числом диссидента из неё врядли получится, в её творчестве нет политики в примитивном её понимании — она выше неё, как всякий большой художник она стояла вне суеты, стараясь выхватить суть людей и отношений, а не какие-то сиюминутные моменты злобы дня. Плакатности у неё нет ни грамма, ни намёка. Скорее всего с ней произошло то, что называют «среда заела». Косность, злоба, зависть, глупость, узость сознания мало зависят от официально объявленного строя в стране и цвета флагов правящей партии. Мещане и дураки, лицемеры и карьеристы, циники и пошляки были и в СССР, и за его пределами, есть и сейчас, и, боюсь, ещё долго будут.
На роли она выбирала тоже людей с непростой судьбой, как говорят — с душевным надломом, отнюдь не чистеньких и благополучных детишек из «хороших семей». Особенно ярко это, пожалуй, видно в «Никудышной» и в «Пацанах». Раненая душа — она хоть и повреждена, но обнажённая рана и чувствует сильней. А может душевные надломы — это не всегда такое уж неблагополучие, ведь часто его меряют негодной меркой обывательского рационализма, на которой нанесена шкала вполне определённых ценностей.
Но как бы то ни было, преходящее уходит, обстоятельства жизни художника остаются за пеленой времени, а нам остаётся «сухой остаток» — сами картины, которые заставляют задумываться, чувствовать, искать ответы, сравнивать, мечтать.
Что цепляет в её фильмах особенно — какая-то щемящая пронзительность, тревожное и волнующее ощущение, которое всё время проникает меж кадров, буквально слышится какая-то дрожащая нота, гул натянутой струны, вибрирующий нерв. Есть такие произведения искусства, которые рождают ощущение приоткрывающейся двери, тайны за занавесью, одновременно чувство тревоги — вот-вот сейчас что-то лопнет, порвётся, кончится трагически, исчезнет навсегда, и боль, и сжимающая сердце грусть, но в то же время может быть даже откровения, надежды, ожидания какого-то совершенно необычного света, который сейчас прорвётся и хлынет сквозь выцветшие за годы цвета плёнки и мерцание плоскости экрана.
Хотелось представить фильмы в хронологическом порядке — по времени создания, но получается в разброс. В этот раз — на мой взгляд один из самых значимых, знаковых, и, наверное, лучших фильмов 70-х, да и советского кинематографа вообще за всю его историю — «Ключ без права передачи».
Хотелось бы особо обратить на него внимание посетителей Редара. Если вы не видели раньше — отвлекитесь ненадолго от арт-хаусных потуг и посмотрите его. Для меня он выделен рамочкой среди прочих. Настоятельно рекомендую.
Фильм затрагивает проблемы «отцов и детей», и отношений новаторства и консерватизма, любви и предательства, таланта и посредственности.
В обычную среднюю школу приходит новый директор (Алексей Петренко)— бывший военный — и знакомится с учителями, учениками и новым для него делом.
В школе есть молодая учительница русского языка и литературы (Елена Проклова), как сейчас бы сказали — «продвинутая». Тогда подобных называли «педагог-новатор». Человек явно талантливый и любящий свою работу. Собственно это и не работа для неё, это её жизнь. На уроках устраивает диспуты и обсуждения, задаёт необычные темы сочинений, водит учеников в театр на «проблемные» постановки и литературные вечера, празднуют вместе дни рождения и катаются на лыжах. Как она говорит в одном из ключевых эпизодов фильма на предложение коллеги поделиться секретами успеха у учеников её «внеклассной работы»: «Это не работа, это — общение». Короче, выходит далеко за пределы формальной школьной программы и принятых норм поведения. Не то что бы она нарушает что-то, но не вписывается «в рамочки». Не получается у неё после работы «выключить станок — и по домам». Коллег это пугает — «как бы чего не вышло» и раздражает, наверное, вызывает ревность — не всякому учителю удаётся вызвать к себе если не любовь, то хотя бы уважение.
Вокруг неё образуется кружок преданных ребят, в конце концов различия неформальной атмосферы внутри него и окружающей обстановкой становятся слишком заметны, отношения «внутри» и «вне» вступают в слишком явные противоречия. В наше время непременно начались бы разговоры про «секту». И достаточно небольшого повода, брошенной спички — и загорится пламя конфликта и скандала. И он случился.
Нервируют отношения учителя и учеников и некоторых родителей — дочка слишком отдалилась от родителей, стала непонятна и «желать странного», в конце концов иррациональная ревность, облекаемая в рациональные формы, дала то самое пламя.
Кстати, о дискуссиях. На этот эпизод фильма (обсуждение в классе в начале фильма) я бы советовал обратить особое внимание. Смотришь на искренне волнующихся, размышляющих, горячо спорящих ребят, на светлые лица, вслушиваешься в саму обсуждаемую тему — невольно сравниваешь с нашим временем. Нет, конечно вряд ли и тогда подобное было характерно для всякой школы и для всяких подростков, но я думаю, зритель старшего возраста, ровесник тех ребят, стукнет кулаком по коленке — «да, вот оно, наше это, родное, своё!» Был, мол, в нас этот дух. Сейчас же, глядя на пацанву на улице, с трудом представляешь, что они могут просто оттаять, бог с ними, с интеллектуальными беседами — не их вина, что сейчас интеллект никому не нужен — но хотя бы просто говорить без маски пошлости, цинизма, без наглости и возведённого в абсолют самомнения.
Причём ведь съёмка эпизода почти документальна — так не поставишь, не сочинишь, скорее всего режиссёр дал толчок, «развёл на разговор», а дальше же — это мысли и слова самих ребят, свободное развитие беседы, схваченное камерой.
Надо сказать, что хотя, как писалось выше, Асанова была вне «политики», поднимая архетипическое — а это доказывает то, что несмотря на прошедшие годы и все перемены, фильм тем не менее трогает нас — всё же можно усмотреть некоторые аллюзии с обстановкой и порядками в тогдашней стране. Свободные дискуссии с учениками на любые темы и сам факт возможности спора с учителем — это уже некое вольнодумство. Причём это подчёркнуто: новый директор удивлённо спрашивает «они с вами спорят?» Со старшими ведь не спорят, правда? И какие дискуссии могут быть у нас, где всё единогласно, вполне определённо и единственно верно, а? Мамаша, доносящая на учительницу и предающая собственную дочку, требующая у директора «принять меры» — так это прямой намёк на очень толстые обстоятельства. Вызывающий некие ассоциации с усами одного приснопамятного Иосифа. Что особенно подчёркивает всей своей манерой — от одежды до поведения — словно из другой эпохи попавшая сюда завуч. Нет, даже не действиями — ничего особого она не делает, но самим стилем пероснаж вызывает мысли о временах, когда было принято «принимать решительные меры», «гневно осуждать» и «бескомпромиссно бороться» со всякими там вейсманистами-морганистами и прочими коспомполитами — немичуринцами.
Возможно что именно из-за такой весьма умеренной фронды у Асановой и были проблемы. Но с другой стороны, это показывает и пределы допустимого — а они, получается, были несколько шире, чем принято сейчас считать в рамках истерикующей о «тоталитарном СССР» мифологии. Фильм был признан зрителями, получал награды на фестивалях (даже приз ЦК ВЛКСМ), неоднократно показывался по телевизору.
И я бы отметил ещё один момент. Вряд ли стоит искать в фильмах Асановой документальной точности быта 70-80-х, дотошного описания нравов и буквального воспроизведения нюансов отношений, сленга и музыкальных вкусов тогдашней молодёжи. Её реализм в другом. Как довольно радикально написал один зритель, в «1977 он «в пару» с «Розыгрышем» вышел. Два школьных фильма в резком контрасте, причем реальная школа конца 70-х показана как раз в «Розыгрыше», «Ключ» слишком формалистичен — в нем реальность подгоняли под придуманную режиссером схему. (Разница — как между портретом и иконой)». Вот это, как мне кажется, очень удачно подмечено — фильмы Асановой не «портреты», а «иконы».
Премия за лучшую режиссуру — Динара Асанова, 1977 год, ВКФ;
Приз ЦК ЛКСМ — Динара Асанова, 1977 год, ВКФ;
Диплом творческому коллективу по разделу детких фильмов — Динара Асанова, 1977 год, ВКФ;
Премия за лучшее исполнение мужской роли — Алексей Петренко, 1977 год, ВКФ;
Специальный приз жюри детских фильмов — Динара Асанова, 1977 год, МКФ в Москве
Ключ без права передачи
Видео: XVID, 640x316, 25 fps, 1317 kbps
Аудио: mp3, 32000 kHz, 68 kbps VBR
Длительность: 1:33:16
Размер: 930.52 МБ
Качество: TVrip
* Стрела Аримана — понятие из романа И. А. Ефремова «Час Быка», который определял его как «тенденцию плохо устроенного общества с морально тяжелой ноосферой умножать зло и горе». (Ариман — олицетворение злого начала в древнеиранской религии).