Что ж, продолжим нашу ностальгическую дискотеку 80-х. Получается спонтанно, вразброс. Думал поставить одну песенку с этой пластинки, потом другую, теперь, видимо, придётся и остальные, чисто для комплекта и увеличения гармонии и порядка в мире — на Ютубе часто попадаются отдельные композиции, а целиком пластинки нет, что надо искоренять, ибо некоторые не переизданы до сих пор и что представляет собой альбом остаётся неизвестным, при том, как ни странно, на трекерах этих рипов зачастую нет.
Впрочем, в данном случае как раз с этим нормально — на известном ресурсе данная пластинка в двух или трёх вариантах. Но, увы, нет ни одной нулёвой — все заиграны, чистый советский винил вообще большая редкость. И то, пеклись они как блины, некоторые диски были, наверное, если не в каждом доме, то через один, при этом подавляющее большинство слушателей их потребляло в самом что ни на есть буквальном смысле, как расходный материал. И слушалось это в основном на такой же ширпотребовской костогрызной технике. Ну да оно так и предполагалось, что вертушки нулёвого класса приобретают только любители да ценители. Вот только продукцию «Мелодии» они, похоже, не сильно жаловали. В результате винила много, вот приличного звука мало. А исходники где — то тайна великая есть.
А ведь теплится надежда, что где-то хранится заветная эталонная копия. Но — примета времени — архивы либо вообще никому не нужны и выкидываются на свалку, как не имеющие коммерческой ценности, либо наоборот опутываются паутиной копирайтов так, что те, кто мог бы и хотел приложить руки, доступа не имеют. А кому всё это до лампочки на самом деле — над златом чахнут суками на сене. В результате, боюсь, ещё лет через тридцать, многих вещей, которые вроде бы ещё недавно звучали из каждого утюга и которые показывали в каждом самоваре, будет не найти, кроме как в замыленных тв-рипах, случайно уцелевших на винтах. И это в лучшем случае.
Я когда был маленьким, наивно думал, что весь телеэфир где-нибудь там, в глубинах аппаратных «Останкино» аккуратно пишется и потом, когда надо повторить, акуратно извлекаются записи за нужный день. Хрен там, реальность оказалась куда печальней — большие боссы вообще, похоже, о таких вещах не думали, а те кто мог бы в силу профессии задуматься — тот был задолбан текучкой и ограничен лимитами вроде того что на видеоплёнку тоже был дефицит и широко практиковалось повторное использование и многое из того что было сочтено неактуальным для истории, тупо стиралось.
С одной стороны вроде бы верно — мы за собой оставляем столько мусора, который никогда не понадобится кроме вот этого конкретного здесь и сейчас, что впору бы задуматься не только о сохранении ноосферы, но и её очистке. А с другой — кто его знает, что через годы понадобится потомкам? Археологи вон буквально в мусорных кучах на былых свалках роются.
Я вот сейчас взялся смотреть сериал про Знатоков — первые серии вышли ещё до моего рождения и я их не видел. А там года с 75-го стали снимать на цветное видео. А видео — это совсем иная текстура, чем киноплёнка.
Плёнка по своим изобразительным возможностям своего рода аналог живописи, она фундаментальна и в определённом смысле монументальна, как картины великих — скажем, Рембрандта, они для веков. Если вы хотите снять нечто непреходящее хотя бы лет так на полтораста-пятьсот — снимайте только на плёнку. И сперва сходите в Третьяковку и музей имени Пушкина — иначе вы не кинематографист.
А видео — это нечто обратное, как кино соотносится с живописью, так видео соотносится, пожалуй, с фотографией. Оно сама сиюминутность в концентрированном виде, визуально довольно даже противное, режущее глаз, а старое видео, снятое аналоговой аппаратурой, часто ещё и замыленное и с довольно странной цветопередачей плюс специфическими эффектами вроде ореолов и послесвечения — характерная особенность суперортиконов, но в силу этой сиюминутности предельно документальная и создающая эффект присутствия гораздо сильнее, чем кино. Может быть, конечно, это сугубо восприятие для данного поколения, заставшего расцвет аналогового ТВ и росшего когда чего-то там бормочущий фоном ящик стал привычкой и потому видео ассоциируется с новостями, а тем — сопричастностью моменту. Может быть. Но в этом оно стало предшественником цифровой записи изображений как культурного явления — цифровые фотки, как известно, не стареют, и снимок пятнадцатилетней давности на мониторе смотрится так же ярко и сочно, как снятый вчера. Так и те видеозаписи — странно видеть сюжеты сорокалетней давности, которые точно такими же были и тогда, и десять, и двадцать, и тридцать лет спустя.
Вот смотря Знатоков я постоянно ловлю себя, что не столько может быть слежу за сюжетом, сколько ловлю эпизоды на улицах и снятое в реальных, нестудийных интерьерах — прошлое оживает в гораздо более буквальной степени, чем запечатлённое иными средствами фиксации. И от этого иной раз шевелятся волосы на голове — это снято ещё до моего рождения, меня ещё в проекте не было или в лучшем случае я был комком протоплазмы, зародышем будущей человеческой личности, а всё вокруг уже было — двигалось, существовало — жило. И кажется только стекло экрана отделяет от этой жизни. А вот такое же я уже видел — чуть позже, всего через несколько лет: такие же троллейбусы, машины, одежду, вывески, таких же людей на улицах. И невозможно даже поверить, что всё оно действительно было, память покрылась дымкой — что в общем-то банальность, то что переживает абсолютно каждое поколение и, наверное, каждый человек. Но в чём отличие именно последних нескольких поколений от всех прочих предыдущих — то что мы можем взглянуть на прошлое не только туманным и часто более фантазирующим, нежели вспоминающим взором памяти, а увидеть перед собой оживший документ, который достоверен ровно настолько, насколько был совершенен механизм, сохранивший изображение. А движущиеся картинки мы научились сохранять довольно ловко — хотя и всё ещё небезупречно. Но уже достаточно хорошо, чтобы прочувствовать такой оживляж.
Но вернёмся к нашей пластинке. Это уже был 1983 год (сами записи — 1980–82 года), тиражи были миллионными, примерно одновременно с ней вышел аналогичный по концепции выпуск «Парада ансамблей» — который, откровенно говоря, мне запомнился гораздо больше, ну и как говорится, из каждого утюга. Хотя, надо сказать, новостей, тут пожалуй, особо не было — официальный эфир и издат предпочитали тасовать известных исполнителей и ансамбли, исполняющие произведения столь же заезженной мафии «советских композиторов и поэтов пессенников» из дюжины постоянно мелькающих фамилий.
Хотя и на этом фоне случались интересные явления. В прошлый раз была песня в исполнении Александра Градского — и это была, пожалуй, жемчужина данного сборника, да и пожалуй, всей серии. Хотя злые языки утверждают, что без Цеппеллинов и Пёрплов тут не обошлось. Но нам всё равно нравится — произведение достаточно самобытное и определённо мощное. Существует, кстати, версия на английском языке — по случаю Олимпиады-80. Но, по-моему, никакая — там в совершенно иных рифмах вокал Градского просто спотыкается и проваливается, такая уж техническая особенность поэзии — буквальному переложению практически не подлежит. Зато русский вариант великолепен.
А вот номером два нашего спонтанного хит-парада я поставил бы песню в исполнении Ларисы Долиной «Я не умею танцевать» (В. Резник — Ю. Бодров). Говоря откровенно — попса, вполне себе махровая. Но бодренький ритм, навязчивая мелодия — что надо для хита? Было в ней что-то оптимистичное, настраивающего на добродушный лад и какую-то широкую и глубокую перспективу. И, насколько я понимаю, это была самая современная по стилю песня из данных. Во всяком случае, в «мировых трендах».
Если Градский — это традиционно пережёвываемый и переживаемый, скажем так, арт-рок, на тот момент по советским меркам вроде бы ещё свежий, но уже, кажется, обретший статус прижизненной классики, всё-таки был уже где-то в глубине прошедшего десятилетия. (Но, кстати, предметом спора у поклонников песни яляются не роковые корни Градского, а сравнение с исполнением Магомаева. Не знаю. Тот, конечно, хорош, но у Градского получилось гораздо ядрёнее).
А вот песенка Долиной — это уже похоже на наконец 80-е. «У них там» Оливия Ньютон-Джон уже показалась в клипе «Physical» в аэробическом трико, несколько разболтанный стиль диско с его клешами, туфлями на платформах и развеющимися на ветру длинными причёсками и лёгким закосом под 20-е сменился более геометрически строгой и зауженной в обратном направлении спортивно-панковской эстетикой и адидасовскими кроссовками. Союз по инерции ещё пережёвывал семидесятые, но радио уже было изобретено, слушалось, по-видимому, внимательно и авторы песни постарались шагать в ногу. Не знаю, правда, заметил ли кто. В моей памяти, во всяком случае не отложилось. Впрочем, на тот момент я врядли даже был знаком с понятием музыкального стиля. В детстве всё просто — есть то что нравится и есть то что не нравится, а подробности — нет, даже не «к чёрту подробности!», а надо ещё осознать, что они вообще существуют.
Впрочем, может и ошибаюсь, и люди с музыкальным образованием засмеют, как впрочем и без оного. С интересом понял, что в основном модные штуки 80-х, вся «новая волна» прошла начисто мимо меня. И не сказать, что сильно жалею — пожалуй, меня тем самым миновали и модные пороки и предрассудки, но иногда что-то воронье-обезьянье проскакивает — человек падок на яркое, сияющее, блестящее, и смотря клипы тех времён испытываешь двойственные чувства — с одной стороны, что вроде как что-то прошло мимо, а с другой — понимаешь, что это были просто годы самого сладкого гниения эпохи, и что попса тогда была такой же клюквенной и развесистой, как и до того, и после, и что та многообещающая яркость дискотечных огней, шум тусовок и мерцание видемагнитофона в полутьме видеосалона — всего лишь суррогат, эксплуатирующий такое острое ожидание и жажду юности каких-то необычайных переживаний и приключений, и что уже слишком поздно догонять — дорога ложка к обеду, и как ни старайся, уже не влезешь в те бананы и варенки, и никакой радости не будет от тех итальянских дутых сапог, даже если каким-то чудом их где-то раздобудешь.
