Хотя надо признать, что сам документ оставляет довольно двойственное впечатление, потому что по сути он включает в себя два документа: преамбулу и собственно директивную часть, которые выглядят не сильно-то связанными.
Если преамбула — это по сути публицистическая статья о ситуации на фронте, то во второй речь о сугубо технических мероприятиях, которые сами по себе не являются чем-то из ряда вон выходящим или небывалым в военой практике, при том вполне разумными и даже необходимыми, особенно в части формирования штрафных рот и батальонов. Последнее — может быть самое значимое, поскольку унифицировалась практика дисциплинарных взысканий в условиях боевых действий и в то же время оптимизировалась — виновный в определённых преступлениях не выбывал из действующей армии, а оставался на фронте, тем самым не ослабляя его, что было важно при больших людских потерях, в то же время это давало возможность некоторой гуманизации военной судебной практики, поскольку появлялась альтернатива смертному приговору в ряде случаев.
Однако, текст построен так, что данные меры понимаются не столько в свете вышеизложенного, сколько как прямое следствие обоснования в преамбуле («Ни шагу назад!», заградотряды), что и вызывает самые бурные эмоции у части публики — «людоедский приказ» и т.п., что перессказывать здесь нет смысла ввиду общеизвестности.
Но я бы взглянул на эту часть с другой точки зрения. Какой смысл этой преамбулы, кроме вполне очевидных сказанных в ней вещей про невозможность дальнейшего отступления, экономические потери и т.д.? А смысл этот довольно банален — перевод стрелок, затушёвывание ошибок высшего руководства — и лично товарища Сталина в том числе как великого полководца — в кампании 42 года, приведших к отступлению аж до Волги.
В некотором роде совершенно обычная практика тех лет при объяснении каких-то неудач — виноват кто угодно, обычно некие руководители среднего и нижнего звена, а товарищ Сталин, как водится, всегда весь в белом. Но в данном случае Иосиф Виссарионович пошёл несколько дальше — по сути он обвинил армию в трусости и предательстве. А тем, если почесать репу, то и сам народ. Крайний нашёлся — это Ваня сам по себе бросал позиции, сам по себе отступал до Волги, видимо это Ваня сидел в штабах и Ставке и рисовал стрелочки на карте. Видимо это Ваня сам единолично хотел во что бы то ни стало наступать в 42 году, несмотря на то что после боёв 41 года возможностей для этого было ещё слишком мало и требовалась тщательная продуманная оборона. Струсил Ваня. А потому построже, посуровей с этим Ваней!
Вот это самое страшное и позорное в приказе № 227, а не штрафбаты и заградотряды. Вот это постыдное и циничное отбеливание вождя — причём тогда, когда врядли бы кто-то ему стал предъявлять претензии, но всунутое в оболочку разумных и необходимых мероприятий, и даёт по сю пору возможность использовать его как аргумент всяким хамам, ищущим любоую соринку в прошлом как повод смачно плюнуть и нагадить на могилы.