2.9. Решающий этап

Срочно устроенный процесс против Николаева внёс в дело совершенно новую версию. Без малейшего доказательства утверждалось, что это покушение было спланировано подпольным «троцкистско-зиновьевским центром», к которому принадлежал Николаев. Заместитель генерального прокурора Вышинский выступил обвинителем. Трибунал приговорил Николаева и тринадцать остальных обвиняемых к смерти, они были сразу же расстреляны. Десять из обвиняемых не признали своё участие в покушении.

Такая процедура по действовавшим советским законам была невозможна. Но Сталин за короткое время добился соответствующей поправки в порядке ведения процесса. Это произошло настолько быстро, что председатель Центрального Исполнительного Комитета СССР, Калинин, как глава государства, даже не смог подписать это решение. Это сделал секретарь ЦИК Енукидзе, старый друг Сталина. Эта поправка давала карательным органом такие полномочия, что они имели право под прикрытием закона выносить смертные приговоры и сразу же исполнять их.

Конечно, встаёт вопрос, кто был заинтересован в таком необратимом решении. И зачем?

Этой поправкой в порядке ведения судебного процесса начался новый этап в формировании сталинской системы власти: беззаконие стало законом, закон сменился произволом. В начале 1935 года начался последний и решающий этап полного формирования сталинизма, который по сути закончился на XVIII съезде партии в 1939 году.

Далее уже шла речь главным образом о результатах сталинизма, сформировавшегося как система, которая пронизала все структуры партии, государства и общества.

К методам, которые теперь использовались при новом порядке ведения судебных процессов, принадлежало измышление террористических подпольных групп, которым приписывались убийства и планы убийств. Так как для выдуманных убийств не существовало фактических доказательств, были развиты сложные способы «доказательства», которые со временем всё более совершенствовались. Этот метод прошёл своё первое испытание в «расследовании» убийства Кирова. Достаточно было утверждения, что убийство было спланировано и исполнено троцкистско-зиновьевским центром, чтобы Зиновьев, а позже также и Каменев и другие прежние члены оппозиции были арестованы.

Хотя они не имели ничего общего с убийством, они были подвергнуты беспрецедентному психологическому террору, чтобы сначала шантажом вырвать «признание» в том, что они имеют политическую и моральную ответственность, поскольку их прежняя оппозиционная деятельность создала политико-идеологическую обстановку, благоприятствовавшую таким терактам.

Они, по-видимому, считали, что такое признание, раз оно не было признанием какого-либо преступления, могло послужить облегчению их судьбы. Но это оказалось роковой ошибкой. Это «признание» было истолковано как признание «соучастия в убийстве». Поэтому они были обвинены и приговорены к большим срокам заключения. Зиновьев получил десять, Каменев пять лет в тюрьме, а остальные — несколько меньшие сроки. Как стало ясно из известных теперь документов, размер соответствующего наказания всегда согласовывался Вышинским со Сталиным, так что решал это в конечном счёте именно он, а не суд.

Уже в этом первом процессе против бывших руководителей партии и оппозиции Сталин стремился всегда установить связь с Троцким, так, чтобы тот в конечном счёте мог быть представлен вдохновителем и инициатором всех якобы преступлений «врагов народа» — как с этих пор стали называть всех обвиняемых. «Контрреволюционная троцкистская деятельность» (КТД) стала общим термином для наиболее серьёзных преступлений против партии, государства и социализма. Наступившее теперь время было отмечено, среди прочего, двумя характерными тенденциями: органы безопасности НКВД были численно заметно усилены, и им были даны особые полномочия. В то же время секретная полиция — ОГПУ стала отдельным управлением госбезопасности в составе НКВД, которое позже управлялось генеральным комиссаром госбезопасности.

Органы безопасности начали играть всё большую роль в общественной и политической жизни; о росте их важности свидетельствует также то, что зарплаты их сотрудников были существенно повышены. Они следили также и за внутрипартийными событиями и прямо вмешивались в партийную жизнь, что имело очень большие последствия. С другой стороны, в газетах и на собраниях систематически создавалась обстановка страха перед «врагами народа» и шпионами и постоянно призывалось к высочайшей бдительности, так что результатом должна была стать волна подозрений и доносов.

Секретарь ЦК Ежов, послушная креатура и помощник Сталина, в 1936 был назначен наркомом внутренних дел, после того как этого потребовали Сталин и Жданов, находясь в отпуске в Сочи. В телеграмме Молотову, как председателю Совнаркома, и заместителю начальника секретариата партии Кагановичу они потребовали:

«Считаем абсолютно необходимым и срочным делом назначение т. Ежова на пост наркомвнудела. Ягода явным образом оказался не на высоте своей задачи в деле разоблачения троцкистско-зиновьевского блока. ОГПУ опоздал в этом деле на 4 года»¹.

Это было в то же время ясным сигналом Ежову решительно усилить борьбу за раскрытие и ликвидацию вражеских элементов, прежде всего, конечно, «троцкистских» и «зиновьевских врагов партии», и при этом использовать более крутые меры. Он выполнил это требование, посланное из Сочи, в такой мере и таким образом, что его деятельность позже была названа «ежовщиной».

Хотя Зиновьев и Каменев, как и их многочисленные сторонники, уже были приговорены к большим тюремным срокам, в августе 1936 был устроен новый процесс против них. Сейчас они обвинялись генеральным прокурором Вышинским в том, что они планировали и организовали убийство Кирова. Даже более того, им вменялось в вину, что они хотели также убить ведущих руководителей ВКП(б) Сталина, Молотова, Кагановича и Ворошилова и восстановить капитализм в СССР.

Используя добытые шантажом ложные признания других арестованных, им сломали моральный хребет с помощью психологического террора, угроз их семьям и пыточных методов до той степени, когда они стали готовы признать себя виновными в любом преступлении. Сталин требовал от них прежде всего одного: признания, что они осуществили свои преступления по прямому заданию Троцкого. И это при том, что Троцкий уже семь лет жил вне СССР.

Сталин удостоил их во время процесса последней аудиенцией, во время которой он свысока намекнул, что он мог бы спасти их жизни, если они выполнят для партии эту службу — обвинят Троцкого. Он сказал так, несмотря на то, что он уже приказал расстрелять обвиняемых сразу после приговора. Для этого было уже подготовлено и «общественное мнение», что проявилось в том, что в газетах появилось большое число требований коллективов заводов и парторганизаций расстрелять этих предателей и преступников как «врагов народа».

В секретном письме ЦК от 29 июля 1936 к руководству партийных организаций республик и областей были даны более детальные разъяснения того, кого нужно понимать под «врагами народа», причём было подчёркнуто, что они под маской хороших людей тайком прокрались в социализм, чтобы незаметно выполнять «вредительскую работу», так как на самом деле они враги социализма. Их трудно раскрыть, так было написано, потому что какое-то время они прекрасно работают и демонстрируют успехи, чтобы замаскировать себя. Из этого становилось ясно, что во всех общественных институтах, на предприятиях, в государственных органах и даже в партии нужно искать и разоблачать «прокравшиеся» вражеские элементы. По-видимому, хорошие и успешные работники подозревались больше всего. Это подняло волну подозрительности, шпиономании и доносов, что повлекло за собой то, что многие руководящие инстанции были совершенно парализованы многочисленными арестами. Вместе с этим была отравлена общественная обстановка и разрушены многие личные связи, так как вскоре все должны были бояться всех.

Процесс против Зиновьева и Каменева был первым публичным политическим процессом против бывших членов высшего руководства Коммунистической партии ленинских времён. В нём в первый раз были испробованы сталинские методы уничтожения руководящей элиты старых большевиков, методы, которые под прямой режиссурой Сталина были теперь настолько усовершенствованы Вышинским, как главным обвинителем, и верховным военным судьёй Ульрихом, выносившим приговор, что по этой модели можно было подготовить и исполнить и другие публичные процессы. Решающий элемент этого метода состоял в том, что он основывался исключительно на признаниях обвиняемых и других заключённых, и что поэтому фактические доказательства объявлялись излишними.

Легко объяснить, каким образом можно было добиться «признаний», если знать, что применение телесного насилия в практике НКВД было открыто одобрено ЦК ВКП(б). Тот, кто вопреки пыточным методам не был готов сделать признание, чаще всего был без суда расстрелян, так как он не годился для публичного процесса.

Так произошло, например, с известным маршалом Красной Армии В. К. Блюхером, который после спора со Сталиным был обвинён в том, что он агент японской разведки. (В 1933 Блюхер как командир Дальневосточного военного округа угрожал отставкой, если не прекратится насильственная коллективизация в его округе. В июле 1937 он присутствовал на процессе против маршала Тухачевского и одиннадцати офицеров Красной Армии, летом 1938 он успешно защитил страну против вражеской атаки фашистской Японии на СССР, в октябре 1938 он был арестован и обвинён, через несколько недель он умер под пыткой в тюрьме Лефортово).

Вышинский и Ульрих с помощью беспринципных следователей по указке Сталина были способны написать любой сценарий процесса и репетировать его с обвиняемыми до тех пор, пока они не станут пригодными к публичному представлению даже перед международной публикой. При этом они отчасти вставляли очень сложные конструкции, которые иногда содержали легко опровержимые детали.

Троцкий в своих анализах московских процессов очень точно показал такие ошибки из-за спешки, и он также ответил на часто задаваемый вопрос, как понять, что обвиняемые добровольно обвиняли сами себя в самых отвратительных преступлениях против социализма, за который они, однако, боролись всю свою жизнь. Причина очень проста: они были уже полностью сломанными людьми, которые знали, что они умрут, но они, с одной стороны, боялись за жизнь своих близких, а с другой, они, как убеждённые коммунисты, сказали себе, что престижу Советского Союза повредило бы меньше, если только они, как личности, будут подвергнуты нападкам. Таким образом, партия и государство останутся правыми. То есть они были убеждены, что их жертва защитит Советский Союз от урона.

Процесс против Зиновьева и Каменева в августе 1936 стал роковым и для Бухарина, так как многие обвиняемые уличали его в своих вынужденных признаниях в сообщничестве с Зиновьевым и Каменевым. Это обвинение было, очевидно, выдуманным и полностью необоснованным, так как Бухарин всегда активно поддерживал борьбу на стороне Сталина против оппозиции, ведомой Троцким, Зиновьевым и Каменевым, и его противостояние им было общеизвестно. После разрыва со Сталиным и исключения из Политбюро произошла встреча между Каменевым и Бухариным, в которой они среди прочего обменялись своим опытом сотрудничества со Сталиным. Согласно заметкам, которые Каменев сделал после разговора, Бухарин был подавлен, жаловался на отношение Сталина и назвал его современным Чингис-ханом. Об этой встрече очень скоро узнал и Сталин, и запомнил её для решающего удара.

Когда Бухарин, главный редактор «Известий», в августе 1936 вернулся из отпуска в Москву, он был изумлён, что его имя упоминалось на процессе против Зиновьева и Каменева. Он обвинялся там в создании оппозиционной группы с ними. НКВД уже начало следствие в этом отношении, как Бухарин узнал из газет. Он в полном отчаянии обратился к Сталину, но тот успокоил его и сказал примерно следующее: «Николай, не беспокойся, компетентные органы разберутся, и скоро всё выяснится». Бухарин боялся полгода. В марте 1937 он был вызван на пленум ЦК, о чём мы ещё скажем ниже.

Когда вместе Каменевым и Зиновьевым были ликвидированы наиболее выдающиеся соратники Ленина, в международной публике возникли значительные сомнения в справедливости и достоверности этих процессов. Уничтожить эти сомнения были призваны последующие процессы, в которых была бы доказана якобы угрожающая Советскому Союзу опасность «пятой колонны». (Понятие «пятая колонна» впервые использовал во время испанской гражданской войны фашистский генерал-мятежник Мола. Он заявил, что он поведёт на Мадрид четыре колонны, а «пятая колонна», то есть ожидавшие в столице сторонники Франко, уже находится там и начнёт наступление).

Так первый процесс более-менее автоматически породил следующий. Для режиссуры нового процесса теперь пришлось использовать второй ранг бывших оппозиционеров, которые давно покаялись в своих «антипартийных взглядах», вернулись в партию и работали на ответственных постах. На роль руководителя «параллельного троцкистско-зиновьевского центра» был выбран Г. Л. Пятаков, который, как первый заместитель наркома тяжёлой промышленности, был фактическим руководителем индустриализации страны и в этом имел большие заслуги.

Вместе с ним были обвинены Радек, Раковский, Сокольников и другие функционеры, всего 17, среди них также прежний нарком внутренних дел и руководитель ОГПУ Ягода, которого Сталин обвинил в том, что он недостаточно энергично разоблачал и преследовал врагов народа. (Очень вероятно, он был убит потому, что слишком много знал, так как до тех пор он был ответственным за преследования и террор по приказу Сталина).

И в этом процессе, начавшемся 23 января 1937 в Москве, отсутствующий Троцкий был главным обвиняемым, так как он якобы давал этому «параллельному центру» все приказы о вражеском шпионаже. Планы убийства Сталина, конечно же, тоже присутствовали среди выдуманных обвинений. Пятаков был заставлен признать то выдуманное обвинение, что в декабре 1935 по случаю командировки в Берлин он на частном самолёте летал в Осло, чтобы там встретиться с Троцким, который передал ему указания. Пузырь обвинения лопнул, когда руководство аэропорта Осло заявило, что в упомянутом промежутке времени у них не приземлялся ни частный, ни вообще какой бы то ни было иностранный самолёт.

Пятаков, кроме того, показал, что после приземления в Осло он полчаса ехал в автомобиле, чтобы встретиться с Троцким в его доме рядом с Осло. Но Троцкий жил в Норвегии у депутата стортинга, а его дом находился в деревне, располагавшейся примерно в двух часах езды на автомобиле от Осло. Кроме того, этот депутат Кнудсен засвидетельствовал, что в упомянутое время вообще не было визитов в его дом.

Но такие детали сценария обвинения нисколько не повлияли на результат процесса. Обвиняемые были приговорены к расстрелу. Только Радек, который имел чрезвычайные заслуги в развитии культа личности Сталина и всегда хвастал его благосклонностью, остался жив — но только на время, так как через год он был убит в лагере.

В феврале и марте 1937 произошёл пленум ЦК ВКП(б), имевший большое значение для установления сталинской системы в партии и государстве. Особый характер этого пленума выразился в том, что он длился две недели.

Был подведён некоторый баланс кампании против «вредителей, шпионов и врагов народа». В то же время была сделана попытка подвести некую теоретическую базу под волну террора, перепахавшую всю страну.

На пленуме выступили с докладами Молотов, Каганович и Ежов, затем выступил Сталин, а потом ещё раз с заключительной речью. Докладчики рапортовали о том, насколько широко развилась «вредительская деятельность» в разных отраслях экономики, государственного аппарата и внутри партии, и казалось, что они будто соревнуются между собой в поисках «троцкистских врагов и перевёртышей». В приведённом Молотовым списке количества уже приговорённых «врагов народа» по разным наркоматам особо выделялся наркомат тяжёлой промышленности под руководством Орджоникидзе — там было разоблачено и приговорено уже 585 таковых, в то время как в остальных наркоматах число варьировалось между 100 и 200.

У этого была своя причина: наркомтяжпром, руководимый старым другом Сталина Орджоникидзе, был решающим для всей индустриализации страны, и потому в нём было сконцентрировано большое количество квалифицированных инженеров, техников и управленцев, то есть интеллектуалов, которые могли быть очень легко заподозрены в «двуличии» и «вредительстве». Поскольку в чрезвычайно ускоренном строительстве тысяч индустриальных проектов, которые начали работу с плохо подготовленными работниками, происходили аварии, простои и плохие результаты производства. Это было понятно, так как рациональная организация труда была особенно слабым местом. Не было ничего проще, чем приписать ответственность за неудачи «вредительству» «спецов», которые якобы действовали под руководством троцкистов.

Арест столь большого числа необходимых специалистов мог дезорганизовать всю работу наркомата тяжёлой промышленности. Из-за этого произошли неоднократные споры между Сталиным и Орджоникидзе, который не был готов и дальше принимать этот абсурдный террор. В особенности арест его заместителя Пятакова вызвал взаимное обострение спора. Вследствие этого Сталин потребовал у Орджоникидзе, чтобы он на пленуме сделал доклад о вредительской деятельности в своём наркомате. Он заметил, что в случае его отказа нужно будет разобраться с серьёзностью обвинений против него лично. Орджоникидзе понял угрозу, и, зная, что Сталин не жалел ни своих самых старых друзей, ни ближайших родственников, покончил с собой. Как рассказала его жена, непосредственно перед тем у него был ещё один острый спор со Сталиным по телефону.

Хотя существуют некоторые указания на то, что речь могла идти об убийстве сотрудниками НКВД, но это не доказано, и потому, видимо, нужно предполагать самоубийство. Таким образом, Орджоникидзе уже не мог сделать требовавшийся доклад, поэтому на пленуме о широкомасштабной вредительской деятельности в наркомате тяжёлой промышленности докладывал Молотов.

Можно лишь гадать, что именно думали ещё не арестованные, но уже достаточно напуганные члены к тому времени очень сократившегося Центрального Комитета, когда они на основе обвинений органов НКВД исключили из ЦК и из партии бывших членов ленинского Политбюро партии, Бухарина и Рыкова, по представлению Ежова, и передали их суду. Ни одного голоса не было подано против этого предложения. Обвинения уже имели силу приговора, никто не осмеливался подвергнуть их сомнению.

Постышев, кандидат в Политбюро и секретарь ЦК, однако, высказался против расстрела. Некоторые присоединились к его мнению. Но лишь немногие члены ЦК хотели, чтобы Бухарин и Рыков не были расстреляны. Когда Сталин констатировал, что не произошло единодушного решения, он предложил исключить обоих из партии и передать дело в НКВД для расследования. Это, конечно, было лишь трюком, так как он мог просто приказать их расстрелять, для чего он не нуждался ни в приговоре суда, ни в решении ЦК.

Предложение Сталина было принято, и этим судьба обоих была решена. Они были арестованы прямо на заседании ЦК и помещены в следственную тюрьму, так как для их появления на публичном процессе их ещё нужно было подготовить.

Томский, который вместе с Бухариным и Рыковым выступал против сталинской насильственной коллективизации сельского хозяйства, к тому времени уже застрелился.

Постышев через год после пленума, на котором он выступил против расстрела Бухарина и Рыкова, также был расстрелян — без суда.

Комментариев:

Комментировать