Грузин на суде:
— Всю жизинь щитал, что «За растление несовершеннолетней» — это тост, а не статья!
Полиция нравов проводит рейд по парку. Колышатся кусты, свет фонаря, вопрос полицейского:
— По согласию?
Мужской голос из кустов:
— По согласию!
— Молчи дурак, не тебя спрашивают.
Писклявый девичий голосок:
— По согласию!
Наряд удаляется к следующим кустам, диалог повторяется. На эннной итерации:
— По согласию?
Мужской голос из кустов:
— По согласию!
— Молчи дурак, не тебя спрашивают.
Густой мужской бас из кустов:
— По согласию, по согласию.
Так чего всё-таки все возбудились? Что школьниц, что учителя, что в элитных школках или что поёбывают? Вот почему шашлыки вместе можно, а потрахаться — низзя? «Ну это же другое дело!» А, чем, простите, другое дело? Степень интеллектуальной и духовной интимности может быть выше физиологической и близость соратников, соучеников, сокелейников, сокамерников и так далее зачастую нечто более значимое, нежели привычная матрица повседневных «нормальных» отношений. Спросите про фронтовое братство у тех, кто прошёл через войну. Спросите в конце концов у апостолов, безымянных буддийских монахов или каких-нить индусских ашрамовцев — как оно, у ног Учителя и рука об руку с единочаятелями. Вспомним как эта тема возникала, скажем, у Динары Асановой, хотя бы в «Ключе без права передачи».
Причём ведь таковая близость может быть не только со знаком плюс.
Кстати, в биографиях режиссёра любят перетирать за некий рок, витавший вокруг да около — скажем, один мальчик, игравший в фильме, покончил с собой. А с кем-то вроде как случилось ещё что-то. Аффтары делают многозначительные паузы, возносят очи горе, что-то пыхтят про мистические загадки, а дело, видимо, было без всякой мистики, проще и в то же время сложнее: во время съёмок сложилась как раз такая вот родственная атмосфера, подобная собственно той, какая показывалась в фильме, кружок, коллектив неотчуждённого делания, а потом картина была снята, проект закончился, у Асановой были свои дальнейшие творческие планы, у других — свои. А кто-то остался на том месте. Не смог остановится или пойти другим путём. На это садятся как на иглу. А сказка кончилась, дальше шла уже другая жизнь — вместе ли с теми, с другими ли, но другая. А ЭТО — кончилось. Какое бы прекрасное оно не было, но своё отжило, исчезло. Кто-то этого перенести не смог.
Но это минус не кружка, а проблема окружающей среды — переход из области неотчуждённости в мир отчуждения всегда чреват личными кризисами и катастрофами. Мы все это пережили, когда рухнул Союз — не просто страна, а сам смысл существования.
Но может быть и такое, когда сама суть коллектива отрицательна. Там может быть кого-то и пальцем не трогают (во всяком случае до поры до времени), но внутри царить самый разнузданный мозговой разврат и сомЫшление похуже и грязнее любых сексуальных утех. Да мало ли примеров всяких «тоталитарных сект», фашистствующих групп и прочих чёрных орденов? И, между прочим, всяких элитных школ, кадетских корпусов и прочих Итонов-Кембриджей. А ведь это могут быть и более аморфные образования, вроде «научных школ». Мало ли они породили кровопийц и убийц? Чего стоит один «отряд 731». А ведь его сотрудников кто-то выучил, кто-то воспитал. И кто-то выучил и воспитал тех, кто благословлял и направлял их деятельность. И было множество коллег-однокашников, «людей своего круга», и прочих и прочих, кто взаимно нагнетал атмосферу.
И чего-то никто не бьёт тревогу, не звонит в колокола. А тут — что за дело? Это знаете ли, простонародью кроме невинности терять нечего, последнее что своё. А девкам из блатных школ «девичья честь» — ой, не последнее, что терять. Уж их папики напряглись, чтобы не последнее. И они сами, как подрастут, тоже напрягутся.
В конце-концов, везде свои обряды инициации, везде своя плата за вхождение в круг. Где-то берут борзыми щенками, где-то деньгами, где-то пиздюшатиной. Считайте, это был вступительный взнос.